пресса о спектакле «Ретро»

Анна Антоненко-Луконина: «И круг замкнулся…»


В театре на Малой Бронной премьера. Режиссер Юрий Иоффе ставит спектакль «Ретро» по известной пьесе Александра Галина. Она переведена на многие языки, стала сценарием популярного фильма «предлагаю руку и сердце». Взрослая дочь сватает пожилому отцу трех невест, которые случайно одновременно приходят знакомиться с женихом. поначалу обиженные дамы удаляются, но потом возвращаются… У истории философский хеппи-энд: старик приглашает трех новых подруг поехать с ним вместе в деревню. Одну из главных ролей в спектакле играет народная артистка РФ Анна Васильевна Антоненко-Луконина, служащая в этом театре с 1960 года. За 54 года актрисе до- велось сыграть в огромном количестве спектаклей, сняться во многих фильмах, поработать с замечательными режиссерами — Андреем Гончаровым, Анатолием Эфросом, Александром Дунаевым, Андреем Житинкиным… Ее воспоминаний хватит на целую книгу. Вот лишь услышанное в промежутке между репетициями.

Тбилисское детство

Мое увлечение театром началось с детства. Отец был военным, украинцем по происхождению, мы часто переезжали, мое детство прошло в Тбилиси. Папа не вернулся с войны, маме приходилось много работать, и я оставалась дома одна. В школе была отличницей, сделав уроки, бежала в ТЮЗ, пересмотрела там по абонементу весь репертуар, а потом дома играла все пьесы. Помнится, после «Тимура и его команды» играла и Тимура, и команду, и всех-всех. У нас на подушках была накидка, она служила мне и фатой, и юбкой, и плащом… Тогда в Тбилиси работал Георгий Товстоногов, я бывала и на его спектаклях, помню Евгения Лебедева в роли Бабы-Яги, это было захватывающе! Потом поступила в театральный кружок дома пионеров. Боялась, что меня не возьмут из-за небольшой щербинки между зубами. Но преподаватель посмотрел, как я играю, и сказал: «Тебе надо идти в театр!» в ГИТИС поступила сразу, училась у мхатовца Иосифа Раевского. На четвертом курсе меня заметил Андрей Гончаров и взял к себе в Драматический Театр на Спартаковской, который потом переехал на Малую Бронную.

О Гончарове

Я проработала с Гончаровым много лет и считаю его одним из главных учителей. Его спектакли того времени всколыхнули Москву. Например, «Вид с моста» Артура Миллера. Мы еще плохо знали Америку, но то, что сотворил Гончаров, было потрясающим. Потом сам Миллер приезжал и восхищался постановкой. Гончаров умел передать масштаб, драматизм высокой степени, то, что не многие могут делать. Он любил и умел выстраивать массовку, которую в его спектаклях даже нельзя так назвать, потому что каждый актер и в массе был яркой индивидуальностью, каждая мизансцена была эффектной, режиссер выверял все жесты. В сцене убийства героя среди чернокожих достигался такой накал чувств, такая достоверность, что мы сливались с залом в едином дыхании… Живая энергия переполняла всех, овации после финала были нескончаемыми. Да, Гончаров повышал голос на репетициях, но не от грубости, это был его характер, говорил: «Кричат же от беспомощности, когда что-то не получается». Всегда учил актеров, что «тетя маня в десятом ряду должна слышать, видеть и понимать, что происходит на сцене». Мы очень жалели, когда Андрей Александрович ушел в Театр Маяковского. Он был чистым и честным в своих намерениях и в отношениях с людьми. И не взял с собой никого из актеров, даже жену, актрису Веру Жуковскую. Она доработала у нас до пенсии и ушла.

Про Эфроса а потом в Театр на Малой Бронной пришел Анатолий Эфрос. Его режиссерская манера совсем другая, чем у Гончарова, и для актеров это была великолепная школа — поработать с такими непохожими мастерами. Эфрос привел с собой из Ленкома Льва Дурова, Ольгу Яковлеву, Ширвиндта с Державиным… На первом собрании сказал: «Мы потерпели кораблекрушение, и от вас зависит, выплывем мы или нет». Конечно, было непросто. его манерой был тихий спокойный разговор, даже с юмором. «Неужели непонятно?» — мягко спрашивал при разборе пьес. Он был требователен к той задаче, которую ставил, но не всегда нас в нее посвящал, хотя обижался и даже сердился, если чувствовал, что актерам что-то не нравится в постановке. Его мизансцены не были так эффектны, как у Гончарова, но они были тонкими, неожиданными, выверенными изнутри, в каждую он вкладывал свой непростой опыт. Он стремился показать как бы второй слой, который не всегда проявляется внешне, но остается в человеке надолго. не все зрители это принимали. Но поклонников было много, некоторые даже стремились попасть на репетиции. Я сразу получила роль маши в «Трех сестрах», мне, как и ей, было 27 лет. Режиссер сформулировал задачу: показать интеллигенцию в изгнании, как эти люди маялись, показать их почти неустроенность в жизни, их муку. Это было ему очень близко, он ставил лишь те спектакли, которые ложились ему на душу, ведь мука есть в каждом человеке, и стремление «в Москву!» не следует понимать буквально, это пронзительный внутренний порыв к лучшему… Мне был понятен метод Эфроса. Помню, как-то раз, на репетиции роли маши, спрашиваю: «Анатолий Васильевич, что это у меня так Маша руками размахивает?» а он отвечает: «А она так и делала…» На постановке «директора театра» мы с Леонидом Броневым разбирали любовную сцену. Помню, Эфрос прервал репетицию, взял стул, сел и стал молча на меня смотреть, да так выразительно, что я покраснела: «Вот как надо играть любовь!» В то время Анатолию Васильевичу не надо было уходить от нас, артисты хотели и могли с ним работать, и тогдашний главный режиссер Александр Дунаев относился с уважением к его творчеству. Андрей Житинкин работал с артистами замечательно, был легок, комфортен. Артисту нужно только одно: чтобы его хвалили, хотя он не всегда делает то, что от него ждет режиссер: не понимает, или не умеет, или ему плохо объяснили. Но если в какой то момент режиссер срывается и кричит на артиста, то работать дальше невозможно. Некоторые актеры научились себя преодолевать — ради работы, ради роли. От Житинкина мы слышали только похвалы: «Мастера! прекрасно!» в спектакле «Нижинский…» я играла несколько ролей, в том числе медсестру. На репетиции по сценарию делаю укол Нижинскому, а потом режиссер говорит: «Прекрасно! а теперь берите из-под кровати утку и идите в левую кулису». По замыслу так иллюстрируется больница. Но я по натуре очень брезглива, останавливаюсь и говорю: «Никакую утку я никогда брать не буду!» и Андрей с легкостью отвечает: «Ну и не надо, идите без утки!» потом он поставил «Анну Каренину», где героиня была морфинисткой. В его спектакле «Калигула» актеры ходили с ожерельями в виде фаллосов. Худсовет решил, что режиссеру надо «менять тему своих спектаклей». И Житинкин ушел.

Про зрителей

Каждый спектакль разный. И зрительный зал тоже разный. От чего это зависит? Может, от полнолуния? На меня оно действует… Актер должен дать нужную точную интонацию, которую просит режиссер. Она должна попасть в цель. Остальное можно менять в зависимости от настроения, от публики. И актеров очень беспокоит, если из зала нет реакции там, где она обычно бывает, если мы не чувствуем вздоха от зрителей. Тогда актеры в паузах вбегают со сцены за кулисы и тревожатся: Почему зал сегодня мертвый? Где я не доиграл? Просим коллег: Может, ты их расшевелишь?! А когда кто-то не в форме или халтурит, упрекаем: Ты что делаешь на сцене? Тебя никто не слышит! Бывает наоборот, какой-нибудь «дядька в пятом ряду» хохочет как сумасшедший. И мы спрашиваем друг друга: Кто его пригласил? Чего он хохочет? А если уже после первого акта слышатся хорошие аплодисменты, мы тоже ликуем: Есть! Они поняли, сообразили, что мы им играем!

Замужем за поэтом

Мы дружили с Евгением Евтушенко, я играла в спектакле по его поэме «Братская ГЭС». Как-то раз он пригласил меня поехать в гости к другу, поэту-фронтовику Михаилу Луконину (лауреат сталинской и государственной премий СССР, кавалер орденов и медалей. – Г. С. ). он жил на песчаной улице, там мы познакомились. Через несколько дней Михаил позвонил и предложил пойти в гости к Белле Ахмадулиной, она жила неподалеку от него, на «Аэропорте». Он понимал, что мне там будет интересней, чем где-то в кафе. Потом пригласил в дом актера на чей-то юбилей. Заметьте, не в дом литератора, а к актерам, где мне было комфортней. Михаил Кузьмич ухаживал за мной очень целомудренно, был бережным, ведь я моложе его. Его лирика тех лет рассказывает о нас: «Ты музыки клубок из разноцветных ниток. Ты - музыка во мне. Я слушаю цвета. Туманный, словно сон, пещерный пережиток ты разбудила вдруг, наверно, неспроста. Ты тень или ты свет? Меняешься мгновенно. Ты пересвет такой, что путаю слова. Ты пестрота цветов и звуков, перемена дней и ночей моих, очерченных едва. Остановить тебя на чем-нибудь нет силы. Как будто бы в костер, глядеть не устаю на беглые огни. Их дымные извивы нельзя предугадать, как молодость твою. А тем и хороша. И потому загадка. Поэтому живу на свете в полный рост. Ты музыки земной космическая прядка, ты музыка лучей, протянутых меж звезд». Все хочу, любимая, спросить: / Как тебе живется, / Как шагается? Соберешь в дорогу — я спешу. / Встретишь — я в глазах твоих отсвечиваю. / Вспоминаю — вот сейчас спрошу… / И молчим, взволнованные встречею. / День за днем работаем, живем, год за годом отлетают в сторону. / Все тревоги, кажется, вдвоем, радости, мне думается, поровну. / Ну, а вдруг все это миражи!.. Ясность все опять отодвигается. / Как тебе, любимая, скажи, как тебе живется, как шагается? / Как тебе, скажи, в моем бою, как тебе со мною рука об руку? / Я и то, признаюсь, устаю. По земле идем. А не по облаку. Мы поженились, в 1970 году родилась дочка, она потом окончила литературный институт, у меня внук и внучка. В 57 лет муж умер от разрыва сердца. Фронт, война не отпускали его всю жизнь. Его именем назван волгоградский дом литераторов. В сахалинском морском пароходстве ходит сухогруз «Михаил Луконин». Мы с дочкой по их приглашению плавали на нем до Японии. Когда я слышала, как капитан командовал в рубке: «Принять концы, идет „Михаил Луконин“, от волнения умирала каждый раз.

Настоящее

Сейчас мы выпускаем спектакль „Ретро“, режиссер Юрий Иоффе 25 лет проработал с Андреем Гончаровым и усвоил его манеру, его интонации так точно, что на первых репетициях мы с ветеранами восторгались от воспоминаний, мы снова вернулись в нашу юность, потому что перед нами ходит живой гончаров! Сейчас уже привыкли, а поначалу… Так замкнулся круг. И это очень приятная для меня окантовка. Поклонники актрисы на форумах восхищенно пишут: „Ее утонченное исполнение незабываемо… Актриса убеждает и побеждает с первой фразы“. А как же иначе? у народных по-другому не бывает…