«Ревизор»: неожиданная версия гоголевской комедии
Режиссер Сергей Голомазов опрокинул действие комедии Гоголя в 30-е годы ХХ века и… не прогадал. Так очевиднее — парализующий страх перед самосозданным мифом намного опаснее реальности.
Новый спектакль Сергея Голомазова — несомненная удача для театра, который пытается идти в ногу со временем и чаще развлекает, чем заставляет думать своего зрителя. В «Ревизоре» Голомазов нашел золотую середину — смеются в зале остервенело, почти с отчаянием, после развязки задумываются. В общем, ведут себя ровно так, как хотел того великий русский писатель.
Голомазов разрушил «Ревизору» репутацию школьного сочинения, которое ставить можно только двумя способами — по старинке, а значит — скучно, или уйдя в необъяснимый гламурный отрыв, осовременивая то, что осовременивать не нужно. Нет, режиссер отдал дань новым методам, — место действия он перенес, но не ради принципа, а ради смысла. В 30-х годах XX века в России приезд человека с правом вынесения вердикта означал опасность реальную. Могла погибнуть не только репутация. Таким образом, в голомазовской версии «Ревизора» парализующий страх перед разоблачением вырисован выпуклее, яснее, а герои не только карикатурно, но отталкивающе безобразны в своем унижении. То, на что Гоголь только намекал, голомазов сделал главным моралите, — ничего нет хуже, чем придумать карателя и бояться того, кого нет.
Впрочем, страна советов маячит в этом спектакле только призраком, — о ней намекают белый мундир Хлестакова и опустившиеся плечи городничего, оказавшегося кабинете НКВД сразу по приезде настоящего ревизора. Все основное происходит в каком-то неведомом пространстве без четких признаков места. Художник-постановщик Вера Никольская оформила сцену как деревню на воде. Персонажи без конца перекидывают мостики через топи и пытаются не свалиться с лесов недостроенных сараев и изб.
Хлестаков в Театре на Малой Бронной — отнюдь не подарок поклонницам Страхова-мачо.Голомазов заставил актера примерить образ человека некрасивого и неумного. Надеть личину фитюльки и ничтожества, вдруг оказавшегося в эпицентре интересов сглупившей общественности. Хлестаков по его версии — это некий безвольный и безмозглый мальчик, находящийся на попечении у богатого родителя. Гоголевская гипербола превратилась у Страхова в достоверный образ, уродливо комичный и остросоциальный. Внешне герой страхов суетлив и деятелен, внутренне давно окостенел. Хлестаковский характер страхов решил верно, но стопроцентно убедительным его сделать не смог. Как ни прискорбно, дал о себе знать типаж, — внешность актера в данном случае сыграла с ним злую шутку, — оказалась эффектнее, чем нужно его герою.
В остальном спектакль удался. Зритель с горечью приходится признать: российские закономерности, с любовью выписанные гоголем еще в царские времена, не потеряли свою актуальность ни в веке XX, ни в XXI и, скорее всего, не потеряют никогда. Ложь, скудоумие и скаредность повсеместны, хлестаковщина цветет пышным цветом, а страхи, большие и маленькие, правят человеческими судьбами на раз-два.