http://www.teatral-online.ru/news/21476/

Режиссерский дебют актрисы Екатерины Дубакиной, исследующей историю стремительного превращения ничтожного обывателя в мифологического героя. Екатерина Дубакина о спектакле: «Для меня это пьеса о выборе, об обретении себя. Свободный человек обладает настоящей силой, чтобы сказать «нет» тому, что насаждается обществом под видом самопожертвования. Он сам выбирает дорогу, по которой идет, после испытаний осознавая, что нет ничего дороже собственной жизни».

http://portal-kultura.ru/articles/theater/193096-/

В Театре на Малой Бронной появился «Самоубийца» Николая Эрдмана. Корреспондент «Культуры» пообщался с режиссером спектакля Екатериной Дубакиной.

культура: Чем Вас сегодня привлекла пьеса Николая Эрдмана?
Дубакина: Мне была интересна тема ответственности человека за свою жизнь. У одного из героев даже есть фраза: «Виноваты другие, не мы». Люди не распоряжаются своей жизнью, а перекладывают вину на других. Мне кажется, это актуально и сегодня. Главный герой «Самоубийцы» не знает, что делать со своей судьбой. Мечты его несуразны и несбыточны. Только столкнувшись со смертью, он понимает, что хочет жить и готов взять на себя ответственность за свою жизнь.

культура: Мысль об инфантильности общества сегодня и правда довольно актуальна.
Дубакина: Не понимаю, когда человек говорит, что кто-то виноват в его бедах. Меня всегда волнует, что именно я сделала не так. Мне кажется, что во всем нужно начинать в первую очередь с себя. Как говорил Шекспир: грехи других вы все судить упорно рветесь, начните со своих и до чужих не доберетесь.

культура: Екатерина, Вы довольно плотно заняты в репертуаре театра, почему вдруг потянуло в режиссуру?
Дубакина: На Бронной у меня всегда было много работы, но мне хотелось попробовать создать свой мир. Актерская профессия очень зависима: хочешь ты того или нет, но в итоге всегда являешься пазлом вселенной режиссера. А у меня появилось желание своего микрокосма. Я год искала пьесу, но, честно говоря, ничего интересного не подворачивалось. Интуитивно понимала, что хотела бы взять драматургию, написанную в начале XX века. Это революция не только в жизни страны, но и в искусстве. Россия на тот период, как мне кажется, была вообще впереди планеты всей. И вдруг мне попался «Самоубийца». Единственное, что смущало, — густонаселенность пьесы. Отложила материал на месяц, а потом поняла, что уже загорелась. Пьеса очень хорошо раскладывается на наших артистов. Я поспрашивала ребят, как они относятся к самостоятельной работе. Объяснила, что у меня нет режиссерского образования, нет финансов, так что все придется делать на энтузиазме. Все очень позитивно отнеслись к идее, и мы начали репетировать. А затем показали эскиз нашему художественному руководителю Сергею Голомазову.

культура: И как Сергей Анатольевич отнесся к тому, что его подсиживают в кресле режиссера?
Дубакина: Сказал, давайте смелее включайтесь в жанр. «Самоубийца» — это трагифарс. Мне всегда нравилось существовать на повышенном градусе, создавать яркие гротесковые характеры. Так что я искала близкий мне по духу материал. Мы с Эрдманом нашли друг друга.

культура: Как рискнули помимо режиссуры взвалить на себя еще и исполнение одной из центральных ролей?
Дубакина: Честно, просто не знала, кто еще может сыграть тещу главного героя, вот и решилась сама. У меня перед глазами стояли выдающиеся мастера сцены, которые так же совмещали в одном проекте работу актера и режиссера.

культура: Как думаете, почему у нас сегодня практически нет женщин-режиссеров?
Дубакина: Меня это тоже удивляет. Сейчас у нас эпоха турбулентности: все очень переменчиво и неустойчиво. Нужно очень быстро приспосабливаться к новому, а гибкость восприятия и многозадачность — это все-таки женские черты. Думаю, чем больше гибкости время будет требовать, тем больше будет появляться у женщин возможностей для самореализации. При этом совершенно не обязательно примерять на себя мужскую роль.

культура: Мне понравилась незамысловатая сценография в виде стеклянных банок. Отсутствие финансовых возможностей дает большее поле для фантазии?
Дубакина: Наверное, я бы нашла деньги на декорации, если бы понимала, что концептуально баночки не работают, а лишь демонстрируют альтруизм нашей команды. По большому счету вся наша жизнь — это банка. Поясню. Ученые проводили опыт, посадили насекомых в банку. Потом крышку закрыли, новое поколение особей уже не знало, что за пределами их зоны обитания существует иная жизнь. Сосуд открыли, но насекомые отказались покидать свое пристанище. Примерно так же происходит и с нашим сознанием. Порой мы сами устанавливаем для себя границы развития.

культура: Обратил внимание, что сегодня в Театре на Малой Бронной пользуется популярностью спектакль «Особые люди». Вы стояли у истоков проекта. Расскажите, как он зарождался?
Дубакина: Да, поставить спектакль о родителях особых детей было моей идеей. Такой постановки нет нигде в мире. Однажды мы побывали в инклюзивном лагере. Познакомились с особенными детьми и их родителями. После я нашла очень много дневников, писем и интервью людей, оказавшихся в этой непростой жизненной ситуации. Драматург Александр Игнашов написал по ним пьесу. Сергей Голомазов заразился идеей, сам ездил в центр лечебной педагогики, общался с детьми, а когда вернулся — у него уже созрело решение спектакля. Так у нас появились «Особые люди», мы часто ездим с этой постановкой на гастроли.

культура: На фоне насыщенной театральной жизни с кинематографом у Вас складывается не так гладко.
Дубакина: Наверное, не зря говорят: там, где твое внимание, там и пульсация. А оно в театре. Хотя, думаю, постепенно и с кинематографом все наладится. Правда, на улице до сих пор узнают. Господи, после выхода «Моей прекрасной няни» прошло двенадцать лет. Но мне очень приятно, когда на улице подходят люди и говорят, что были на спектакле с моим участием. Вот это дорогого стоит.

https://www.kp.ru/afisha/moskva/daily/spektakl-sam...

У пьесы Николая Эрдмана «Самоубийца» была не самая счастливая судьб

Фото: Анастасия ПЛЕШАКОВА

Комедия была написана в 1928 году и сразу заинтересовала Мейерхольда. Но до премьеры спектакль не дошел — запретили. Дальше — напрасные попытки, тщетные усилия и новые запреты вплоть до 1982 года, когда режиссер Валентин Плучек все-таки осуществил постановку в Театре сатиры. Плучек вытащил на сцену настоящий гроб, в который уложил актера, исполнявшего главную роль. По театральным приметам делать это не следовало. Вскоре исполнитель роли Подсекальникова Михаил Зонненштраль погиб трагическим образом.

В новом спектакле Театра на Малой Бронной обошлось без гроба на сцене. Режиссер постановки — актриса Екатерина Дубакина. Она же играет одну из главных ролей — тещу Подсекальникова Серафиму Ильиничну, которая дает своему зяту исчерпывающую характеристику: гневливый, чванливый, себялюбивый человек без жалованья. То есть без работы.

История с самого начала абсурдна. Семейная жизнь Подсекальникова (Олег Кузнецов) разрушилась из-за ерунды, от дурацкого вопроса, заданного жене Марии (Таисия Ручковская): у нас от обеда ливерной колбасы не осталось? Та в ответ: знаешь, Семен, я всего от тебя ожидала, но чтобы ты ночью с измученной женщиной о ливерной колбасе разговаривал — этого я от тебя ожидать не могла. Такая нечуткость… Ну и пошло-поехало: в тесном семейном кругу каких только гадостей друг другу не наговоришь. После чего у Марии возникло предположение, что Подсекальников решил застрелиться. И нашлось множество желающих извлечь из этого выгоду. Аристарх Доминикович (Илья Ждаников) просит, чтобы Семен Семенович убился за русскую интеллигенцию. Клеопатра Максимовна (Ольга Вяземская) — за ее прекрасную плоть, отец Елпидий (Андрей Терехов) — за религию…

Главный герой вызывает смех и бесконечную жалость: из лучших побуждения добрые соседи и родня ему назначили смерть. А жизнь так прекрасна. «Я читал об этом в газете «Известия». Думаю, будет опровержение», — с черным юморком говорит Подсекальников. И принимается звонить в Кремль — уведомить, что он решил уйти из жизни.

В конце спектакля уже не до юмористики. Все всерьез: и черный пистолет в руках у нашего героя. И рассуждение о том, как иллюзорна граница между жизнь и смертью, между тик и так! — отделяющих одну от другой. И как призрачно счастье. А чего не достает? Геликона, на котором Подсекальников сможет играть. И вкуснейшего гоголь-моголя!

АНАСТАСИЯ ПЛЕШАКОВА

https://zen.yandex.ru/media/postbenua/ekaterina-du...

29.03.2018

Театр на Малой Бронной готовит премьеру — 4 апреля на малой сцене театра сыграют «Самоубийцу» по пьесе Николая Эрдмана.

Эта работа стала режиссерским дебютом Екатерины Дубакиной, актрисы театра и ученицы Сергея Голомазова. После одного из прогонов Сергей Апанасенко (Театральный фотоблог #Phototeatr) и Нина Бенуа (Околотеатральный блог PostBenua) встретились с Екатериной и обсудили предстоящий спектакль.

НБ: Сколько лет вы в этом театре?

Екатерина: Первый спектакль я играла в 2009 году. Я училась у Сергея Анатольевича (Голомазова — художественного руководителя Театра на Малой Бронной) на режиссерском факультете, но в актерской группе. Это значит, что мы, актеры, учились вместе с группой режиссеров и все учебные задания выполняли вместе: они ставят, а мы играем. Получается, что в процессе обучения мы больше работали с однокурсниками, чем с преподавателями. С 3 курса я начала репетировать в «Аркадии» (первый спектакль Екатерины в театре), а после 4 курса Сергей Анатольевич взял меня и некоторых других учеников в труппу.

НБ: Первые роли пришлось подождать? Некоторые актеры говорят, что по полгода сидят без работы.

Екатерина: Полгода — это не так много. Нам повезло, потому что в театре на тот момент совсем не было «зеленых» ребят. Поэтому все девочки, сказки и молодые героини сразу стали моими. Театр мне дал много и сразу, это было очень круто. Нас всех сразу включили в работу.

Правда, всегда хочется чего-то большего. Сегодня ты работаешь, а следующие полгода или год можно сидеть без работы и это не значит, что ты ушел в андеграунд. Это нормально. Правда, я придерживаюсь философии, что тебе никто ничего не должен и если ты хочешь работать, то почему бы тебе не сделать это самому.

НБ: Когда вы поступали, сразу знали, что будете работать в Театре на Малой Бронной?

Екатерина: Нет-нет. Сергей Анатольевич получил театр, когда мы учились на втором курсе. Поэтому этот вопрос, возьмет он нас к себе или нет, почти до конца обучения оставался открытым. Мы не были уверены в том, что триумфально войдем в театр.

НБ: Если бы не Театр на Малой Бронной то какой?

Екатерина: Ох, не знаю. Четкого ощущения, что «я доучусь, стану актрисой и пойду работать в такой-то театр» у меня не было. Я с 16 лет училась у Сергея Анатольевича и мне просто хотелось быть в том театре, где работает он. В этом смысле мне повезло.

СА: Давайте поговорим о вчерашнем прогоне. Как все прошло?

Екатерина: Нам было важно, чтобы не только дирекция театра, но наши коллеги приняли спектакль. Пока что приняли хорошо. Всегда, когда делаешь что-то, ожидаешь, что тебе укажут на недостатки, но вчера старшие коллеги нас очень хвалили и сказали, чтобы мы продолжали.

СА: Как вы пришли к режиссуре? С чего все началось?

Год назад я ни за что бы не подумала, что буду это делать. Просто хотелось какого-то творческого движения, а тут как раз открылась малая сцена, которая дает возможность экспериментировать. На большой сцене такие эксперименты невозможны из-за финансовых рисков, там нельзя просто позабавиться.Тем более, что мы с моими однокурсниками, тоже воспитанными Сергеем Анатольевичем, прекрасно понимаем друг друга, поэтому решили попробовать.

НБ: В той информации о спектакле, что есть сейчас, написано примерно следующее: «актриса взяла и поставила спектакль». Но получается, что режиссура для вас не была чем-то принципиально новым?

Екатерина: Наверное нет, не была. Мы видели, как Сергей Анатольевич воспитывает своих ребят-режиссеров, но все равно я чувствую различия. И когда артист начинает ставить, это страшно. Ошибочно думать, что если ты как артист немножко понимаешь процесс, то тебе хватит этого для постановки. Мне не хотелось бы, чтобы зрители пришли и сказали «А, ну это артисты сами для себя поставили, режиссера тут как бы и нет».

НБ: Вы уже осознали себя как режиссер?

Екатерина: Честно? Не знаю. Когда мы репетировали, я хотела сделать так, чтобы меня не было видно. Я просто пыталась не мешать артистам получать удовольствие, но в то же время работать над смыслами, которые я хотела донести.

НБ: Готовы ли вы работать с другими, незнакомыми людьми, в другом театре?

Екатерина: Хороший вопрос. Я думаю, если я хочу этим заниматься, то через это надо пройти. Это другой опыт и он очень полезен. Со своими, вроде бы, проще, а с другой стороны — нет. Так же и с незнакомыми, может быть намного проще в некоторых вопросах, потому что у вас нет бэкграунда прошлой жизни. Мне интересно искать подход и искать общий язык с человеком из другой школы, другого театра.

НБ: Какое качество режиссеру нужно прощать?

Екатерина: Когда режиссер начинает нервничать. Понятно, что он не имеет права этого делать, но такой момент бывает. Я сама женщина, я эмоциональная и эту профессию воспринимаю как мужскую. Мне повезло, что ребята, когда у меня были кризисные моменты, когда градус возрастал, не обижались на меня. Они понимали, что я нервничаю не потому, что я считаю их плохими, а потому, что я сама сейчас не уверена в себе. За неуверенность надо прощать, это нормально.

НБ: Во время постановки пришлось работать с артистами старше себя. Как это, для молодого режиссера?

Екатерина: Это к ним вопрос, скорее. Они мне доверились, изначально относились ко мне с уважением, никакого «ну это же Катя» у нас не было. Я им очень благодарна за это, это позволило нам создать правильную атмосферу, где есть режиссер и все друг друга слушают и работают.

СА: Вернемся к спектаклю. В работах учеников Сергея Анатольевича очень виден почерк мастера. У вас этого не было, спектакль получился очень самобытным. Чем вы руководствовались?

Екатерина: О, вот это комплимент! Я «очень ученица» Сергея Анатольевича, он мой камертон настолько, что даже страшно. Мне казалось, что я делаю все в его стиле *смеется*. Я очень люблю яркую, игровую форму, не бытовую. Чуть больше, чуть «над землей», чуть больший градус жизни, чуть больше «пере...». Получается, что моя любовь к гиперформам наложилась на воспитание Сергея Анатольевича. И артисты все собрались, которые любят хулиганить, отрываться. Плюс материал который задал нам направление.

Что касается самого спектакля — это была самостоятельная, стихийная работа. Все делалось не по тем правилам, которые приняты в театре перед началом постановки: приказ, распределение, репетиции…Мы сами начали работу в репетиционном зале, никому ничего не говорили, потом показали то, что получилось, Сергею Анатольевичу. Ему понравилось и он разрешил перейти работать в малый зал, где мы уже получили звук и свет.

СА: Почему вы выбрали для себя роль тещи главного героя?

Екатерина: Но на первом этапе я не очень понимала, кто это может сделать. Поэтому пригласила сама себя. Там непонятный, безликий образ, его нужно было сделать странным, как будто немного из комиксов. Поэтому я подумала, что сделаю ее сама, тем более, что роль не очень большая и не должна была критически помешать процессу постановки.

СА: Этот образ — это нынешнее актерское желание?

Екатерина: Да, я могу сказать, что сейчас мне хотелось бы играть каких-нибудь существ, которые непонятно что из себя представляют. Мне нравится театр, который говорит о жизни, но не через бытовые средства. Поэтому мне хочется играть троллей и гномов, чем страннее, тем лучше. Теща вполне укладывалась в это настроение. Ну а что касается драматических ролей, то все мы хотим сыграть что-то о своей боли, но не в каждой роли, которую мы получаем, это возможно. Это уже судьба, когда артист готов, наполнен для такой роли, тогда она приходит. А пока у меня настроение для троллей и гномов.

СА: Меня заинтересовали декорации. Почему банки, газеты…

Екатерина: Тут были финансовые реалии и концепция, которая соединилась в это решение. У меня не было возможности начать делать какую-то сценографию, потому что у меня не было художника и денег на него. Я просто подумала, что материал очень выпуклый, фарсовый, яркий, поэтому пространство должно быть минимальным. Если мы будем нагромождать это бытом, то будет слишком. И мы решили делать все на чистой сцене, даже без стульев, а реквизит класть в баночки, которые выстроены на авансцене. Плюс баночки — это концепт жизни персонажеей, которые как бы в этих баночках живут. А газеты — просто газеты, они так живут, стены газетами заклеивают.

СА: Ваша предыдущая работа — спектакль «Особые люди». Что вы вынесли из этой работы?

Екатерина: «Особые люди» были моей идеей, но я не режиссер. Можно сказать, что я пришла к мысли о том, что если ты хочешь что-то делать, то не перекладывай ответственность на других, а делай это сам. Это не значит, что я не доверяю другим людям, просто теперь, когда мне пришла в голову идея, я решила поставить ее сама. В этот раз все то, что раньше ложилось на режиссера, в том числе проблемы, оказались на мне: сделать расписание, договориться о реквизите, костюмы найти, проследить за чистотой сцены. Это все делала я, потому что спектакль подразумевался как самостоятельная работа. Театр подключился только в самый последний момент.

СА: Спектакль сложный по структуре. Там есть сатирическая и философская составляющая. Что было самым сложным для достижения синергии этих направлений?

Екатерина: Мне кажется это заслуга автора. Он так написал очень смешной текст на основе притчевой истории, мономифа. Внутри меня жанр спектакля звучал как «комикс-мономиф». Мономиф — это история героя, который идет через все испытания, умирает, но делает выбор в пользу жизни и становится человеком, у которого есть воля и выбор.

СА: Но ведь легко свалиться в комедию или трагедию. А у вас получилось гармонично.

Екатерина: Мы все время, говоря о жанре, помнили, к чему мы идем и к чему идет каждый из персонажей. Если бы мы кинулись в жанр, забыв о смыслах, мы бы начали комиковать и сам юмор сошел бы на нет. И наоборот, если бы мы занялись только смыслами, они бы изжили себя. Никому из зрителей не нравится, когда им чужие люди говорят как надо жить. Да, отчасти люди приходят в театр именно за этим, но когда вы рассуждаете вместе, а не когда человеку приходится говорить «не надо меня учить». Мы можем поговорить об этом через чувства, эмоции, через автора и прийти к чему-то, но только вместе.

НБ: Спектакль близок к литературной основе?

Екатерина: Да, но мы постарались уйти от политической составляющей. Для меня это не политическая пьеса, хотя если ее читать, то можно воспринять ее именно так. Двадцать восьмой год, с момента революции прошло десять лет, все живут в «политическом градусе». Мы почти не коснулись этого, мне кажется, что пьеса глобальнее, чем описание ситуации в Советском Союзе тех лет. Мы просто усилили другие авторские смыслы. Если бы мне хотелось говорить о политике, мне нужно было бы идти в журналистику или в документальное кино. Мне хотелось говорить о человеке и о тех, кто берет или не берет ответственность за свою жизнь на себя, и как они распоряжаются этой жизнью. И какие на этом пути есть ловушки, а это касается уже не только главного героя, но и остальных.

СА: Интересно узнать о подборе актеров. Очень разноплановые актеры соединились.

Екатерина: Когда я читала эту пьесу, я сразу поняла, кто будут эти люди. Мы делали первоначальный эскиз, который показывали Сергею Анатольевичу. После этого присоединились все остальные. Долго мы не думали над ролями, там изначально все «легли» на материал.

НБ: Боитесь того, что напишут критики?

Екатерина: Нет, не боюсь. Потому что мы были честны в своих намерениях. Мы ни на чем не спекулировали. У каждого есть право нравиться и не нравиться, но будущее за разнообразием. Если всем нравится — это странно. Если всем не нравится — такого не бывает. Я буду благодарна за любые позиции. Для меня самой очень важно мнение только пары человек, но это не значит, что я не буду знакомиться с другими точками зрения. Я могу выделить ценные замечания, а могу просто понять, что с человеком мы говорим на разных языках, поэтому на данный момент мы с ним не в контакте.

НБ: Как должен вести себя критик или обозреватель, чтобы принести пользу театру?

Екатерина: Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что я мало чего читала. Мне кажется, критика развивает культурное течение, с помощью нее люди открывают спектакли. Поэтому им, как и всем людям, нужно быть честным с собой. Критика распространяет запах спектакля по городу, поэтому чем честнее будет автор, тем лучше.

СА: Куда вы собираетесь двигаться дальше? Какие авторы, жанры?

Екатерина: Надо выходить на охоту, я это так называю. Какого-то портфеля материалов у меня нет, чтобы я открыла, а там были пьесы на два человека, на шесть… Эту пьесу я искала год. Она меня сразу «выбрала», и теперь остается только ждать следующей встречи.

СА: Чуть ранее вы сказали, что считаете режиссуру мужской профессией. Откуда у вас такие гендерные стереотипы?

Екатерина: Мне никто не насаживал эту мысль, она как-то изначально в моей голове. Никогда не было ситуаций, чтобы мне кто-то сказал, что женщина не может быть режиссером. Я сама себя всегда ущемляла в чем-то. Сейчас я чувствую, что уже перешагнула этот барьер в себе и поняла, как сильно я отстала от времени. Женщины и мужчины давно уже равны, а я слишком долго считала, что у меня будут трудности потому, что я женщина.

СА: Вы считаете режиссуру занятием, которое заставляет руководить людьми и быть жесткой?

Екатерина: Жесткой лучше не быть. Получается, что надо быть и мягким, не давить на людей, но при этом четко выстраивать линию и держать людей в тонусе, быть ответственным, чувствовать материал, быть дипломатом…

СА: Получается, что в режиссуре много женского?

Екатерина: Да, получается так, именно это меня успокаивало, пока я шла к этому.

НБ: Пожелайте чего-нибудь читателям

Екатерина: Приходите в театр и встречайтесь с собой. Получайте питательный диалог с собой, нам это редко удается: много дел, некогда побыть даже в тишине, нужно все успевать. Иногда мы чувствуем дефицит диалога с собой и делаем много того, что не нужно.

Напомним, премьера спектакля «Самоубийца» в Театре на Малой Бронной состоится 4 апреля. Правда билетов на нее уже нет. Похоже, мы имеем дело со спектаклем, за которым придется поохотиться!

Нина Бенуа